— Как меня радует, — сказал он и поднял на него свои простодушные, круглые глаза, — что вы не считаете письмо моих тирольцев глупым.
Перед ним стоял Фрауенберг, прищурясь.
Мейнгарда потянуло подойти ближе.
— Как меня радует, — сказал он и поднял на него свои простодушные, круглые глаза, — что вы не считаете письмо моих тирольцев глупым.
— Глупым? — горячо возразил Фрауенберг. — Там каждое слово на месте, каждая буква бьет в цель! Те, кто смеялся над ним, сами дураки! Ведь иначе я не подписался бы под ним.
А я и сегодня и в любую минуту готов опять подписаться под ним обеими руками! Мейнгард сделал еще один неуверенный шаг к толстяку.
— Я так устал, так замаялся, — пожаловался он. — И Фридрих уже не смотрит на меня ласково, как прежде.
Сначала я думал, что править очень легко.
А теперь — один тянет туда, другой сюда, все хотят прибрать меня к рукам.
Альбинос положил ему на плечо свою толстую страшную руку, просипел: — Эй, мальчуган, не поддавайся, мальчуган! Мейнгард задрожал под рукой этого жирного человека, хотел выскользнуть из-под нее, но прильнул покрепче.